Инспектор ливней и снежных бурь - Генри Дэвид Торо

затвердел, перешел в кристаллическое состояние. Так холод действует на пар или жидкость. Это совершенно необыкновенный сгусток силы, энергии, обладающий особым букетом. Простота – это постоянное знакомство со всем. Моя рассеянная, парообразная жизнь становится похожей на покрытые инеем листья и блестящие колоски, на алмазы на траве и жнивье зимним утром. Вы думаете, что, избегая людского общества, я обкрадываю себя, но в своем одиночестве я соткал себе шелковую паутину, или кокон, и, подобно куколке, скоро вырвусь оттуда более совершенным созданием, которому пристало вращаться в более высоком обществе. Благодаря простоте, которую некоторые называют бедностью, жизнь моя – прежде какая-то неорганическая и бесформенная – сгустилась, стала органической, неким kosmoV.*

Выдра, верно, проходит большие расстояния, так как я редко вижу свежие следы в тех же местах вторично той же зимой, хотя старые следы могут сохраняться всю зиму. Не удивлюсь, если она проходит вдоль всей реки, от устья до истоков.

Хейден-старший (шестидесяти восьми лет от роду) сказал мне, что регулярно, почти каждый день нынешней зимой выходит на работу вместе со своей бригадой, несмотря на заносы и мороз. Даже в ту холодную пятницу, две недели тому назад, он находился на морозе без перерыва с раннего утра до ночи. Термометр показывал – 9°, даже в 12.45 пополудни. Можно сказать, был настоящий арктический день с сильным северо-западным ветром. Хейден таскал бревна на мельницу, и ему приходилось прокладывать тропу через сугробы, а расчищал дорогу он один. И несмотря на это, он все же в ту пятницу отморозил себе уши. Говорит, что не помнит таких холодов, какие стояли в прошлом месяце. У него за домом растет прекрасный вяз, он густо ветвится довольно низко над землей. Еще неизвестно, что ценнее – его дом или это дерево. В жаркие летние дни оно укрывает своей тенью весь дом. Хейден собирается построить вокруг вяза навес и закрыть большую часть ствола.

* космос (греч.).

После полудня. Ходил к Хаббардовой купальне.

Еще один очень теплый день, теплее, думаю, чем вчерашний. Солнце, кажется, вот-вот пробьется сквозь туман, но снова прячется. Повсюду от земли и от снега поднимается густой пар. Он-то, очевидно, и образует облака, которые скрывают солнце, поскольку воздух намного теплое. Ночью снег очень быстро сошел, и обнажились большие участки земли. Местами оттаял верхний слой земли. Как хорошо идти по мокрым голым лугам и вновь видеть зеленый мох, хотя ноги и уходят в грязь на четыре-пять дюймов. Испарения от земли настолько густы, что на расстоянии четверти мили почти ничего не видно. Туман, сгущаясь, превращается в капли дождя, и я ощущаю их на лице. Вода в реке поднялась и залила луга. Если такая погода продержится день-другой, река окончательно вскроется.

Видел один из тех серых дождевиков с лиловым оттенком, он дюйма четыре в диаметре, открытый, как чашка. Сверху он совершенно белый, как будто его отбеливали. Хоть он только что показался на свет из-под глубокого снега – а последние два дня было туманно, дождливо, солнца не было, – он такой же сухой и словно покрытый пылью, как всегда, а на нем капельки воды сначала неприметны, потому что покрыты его пылью и похожи на необработанный жемчуг. Я принес его домой и положил в таз с водой. Удивительно, что под водой он был похож на слиток серебра или на расплавленный свинец, настолько плотно был покрыт пузырьками воздуха. А когда я отпустил его, и он всплыл (его приходилось удерживать под водой), он не только не казался тяжелым, как напитавшаяся водой губка, но, напротив, был легким, как перышко, а поверхность его была совершенно сухой. Когда я дотронулся до него, из него пошла пыль, как обычно. Намочить его было невозможно; казалось, он находится в футляре из серебристой воздушной пленки, которая не пропускает воду. Внутрь его вода не проникла, она скатилась с него, стоило лишь поднять гриб над головой. Он был сухим и при малейшем толчке выпускал облачко пыли, что повисало над моей головой.

Земля настолько оголилась, что я нашел даже несколько предметов индейского быта.

Вот и еще одной дружбе пришел конец71. Не знаю, что заставило друга усомниться во мне, но знаю: любовь никогда не ошибается, и каждая размолвка имеет причину. Но в результате этого горизонты моей судьбы не сузятся, но, если это возможно, раздвинутся. Небеса отступают, и свод небесный становится круче. Я испытываю не только нравственную, но и физическую боль, какую, может быть, ощущают боги, боль в голове, груди, тупую боль и чувство тяжести. Порвались связывавшие нас узы, но тому виной не ты и не я. Это не случайность, но приговор судьбы. Для меня не существует ни вечностей, ни эпох, ни жизни, ни смерти, но лишь наши встречи и расставания. Жизнь моя подобна потоку, который внезапно перегородили, чтобы ему не было выхода. Но он все равно поднимается выше холмов, которые окружают его и превращают в глубокое, спокойное озеро. Конечно, нет ничего такого, что могло бы сравниваться по величественности с вечным расставанием – если только это возможно себе представить – с человеком, которого вы знали. Я в какой-то степени начинаю понимать смысл конечного и бесконечного. О, какое огромное значение приобретает слово никогда! Мы больше никогда не сможем общаться с человеком, с которым нас связывали возвышенные отношения, на иной, прозаической основе. Столько лет в общении друг с другом мы пытались достичь этих заоблачных высот, но потерпели неудачу. Несомненно, наши добрые гении убедились в том, что материал для этого непригоден. До сих пор мы расточали друг другу самые высокие похвалы, видели друг в друге божественное начало, давали друг другу возможность жить так, как не может позволить себе жить никто другой, наделенный и богатством и добротой. И вот теперь, по причине, неясной нам самим, мы не можем больше оказывать друг другу эту взаимную поддержку. Рядом, наверное, нет никого, кто бы увидел в нас бога или в ком бы увидели бога мы. Каждый мужчина и женщина – подлинный бог или богиня, но для большинства окружающих сущность их скрыта. И есть лишь один человек, который может разглядеть эту скрытую сущность. Тот, кто стоит далеко и не видит в ближнем своем божественной сути, по-настоящему одинок. Мне очень грустно расставаться с тобой. Пусть лучше земля разверзнется у меня под ногами, чем я перестану думать о тебе. Временами мне кажется, что в той смертельной обиде, которую мне нанесли, отчасти повинен ты, но потом я начинаю думать, что ты не имеешь к этому отношения. Боюсь, в ситуации, когда относишься к человеку, как к богу, а он к тебе совсем иначе, – источник бесконечных трагедий. Сейчас я, можно сказать, впервые боюсь этого. И все же верю, что в конце концов такого неравенства не будет.

Здесь, в американской глуши, мы повторяем еврейские молитвы и псалмы, в которых встречаются слова, вроде атеп и selah, значение которых мы не совсем понимаем. Они напоминают мне мусульманские молитвы, в которых, кажется, используются те же самые или подобные слова. Как это похоже на мормонов72.

1858 ГОД

9 авг. Эдуард Бартлетт показал мне сегодня утром гнездо, которое он нашел вчера. Оно прикреплено к самой нижней горизонтальной ветке яблони в саду Абеля Хейвуда, там, где от нее отходит небольшой сучок. Оно похоже на гнездо щегла, как его описывает Наттал73. Весьма вероятно, что это и есть гнездо щегла. Там было пять яиц, совершенно белых, а также слегка голубоватых и зеленоватых. В них только-только начали развиваться зародыши. Самого щегла я не видел.

Когда тебе показывают гнездо и яйца птицы, то о самой птице узнаешь очень мало. Гораздо лучше увидеть щегла в полете над холмами, когда он щебечет что-то своей скромно окрашенной самочке, летящей